Как было обещано, начинаем публиковать эссе писателя и нашего эксперта Геннадия Прашкевича, написанные им для выставки «Выдающиеся женщины Академгородка». Одновременно анонсируем и новую рубрику — «Люди Академгородка». Когда все 22 текста Прашкевича будут опубликованы (мы будем выкладывать их по одному раз в 2-3 дня), сбор и публикация жизнеописаний людей, благодаря которым Академгородок стал таким, каким мы его знаем и любим, продолжится. Надеемся и на вашу помощь. Будем рады текстам и ссылкам.
«Я рад, что работа закончена. Я рад, что столько удивительных людей принимали участие в этой работе, — подытоживает сделанное Геннадий Мартович. — Конечно, временно, временно, закончена эта работа… Я был поражен, как много умного, красивого, сильного остается где-то вне нашего зрения… Даст Бог, мы еще сделаем книжку таких эссе о наших замечательных женщинах. Цивилизация наша вовсе не однопола (улыбается). Отнюдь не одни мужчины создают науку. Этого понимания вполне достаточно, чтобы совершенно иначе взглянуть на мир.
Он прекрасен! Благодаря женщинам. И он глубок, благодаря им».
ВЕРА ЕВГЕНЬЕВНА ЛАВРЕНТЬЕВА:
«И ВОТ ТАМ, НА ОСТАНОВКЕ, ВСЕГДА СИДЕЛ МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВИЧ…»
Родилась в 1902 году в Цюрихе, где ее мама, профессор биологии В.М. Данчакова, занималась преподаванием. В 1926 году Данчакову (уже из США) пригласили в Москву – организовать новый биологический институт. В Москве в 1928-м году Вера Евгеньевна, кстати, тоже биолог, познакомилась с Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым – математиком, будущим организатором науки в Сибири.
«В юности я жила в Останкино, – рассказывала позже Вера Евгеньевна, – а работала в институте Навашина. Около Виндавского (Рижского) вокзала мне надо было пересаживаться на другой трамвай. И вот там, на остановке, на каменной тумбочке, каких уже давно в Москве нет, всегда сидел Михаил Алексеевич. Он провожал меня от вокзала до Пятницкой. И как-то признался, что одну из своих самых талантливых, лучших, оригинальных задач решил, когда ждал меня, сидя на этой тумбочке…»
В 1936 году Вера Евгеньевна получила официальную бумагу, из которой следовало, что она, как американская подданная, должна в течение трех суток покинуть СССР. Заполняя необходимые анкеты, на вопрос, почему она хочет стать советской гражданкой, Вера Евгеньевна ответила тремя словами: «Любовь к Родине».
Видимо, этого вполне хватило.
В 1957 году Вера Евгеньевна без колебаний отправилась за мужем в Новосибирск. Аборигены Золотой долины до сих пор вспоминают необыкновенно дружелюбную атмосферу дома Лаврентьевых, еженедельные воскресные обеды «у бабы Веры», ее постоянную помощь при решении любых проблем. Наталья Притвиц не случайно писала в своей поэме «Долиниада»:
Есть дом один – совсем обычный,
Ничем от прочих не отличный…
Где в час любой полно народа
И полная во всем свобода:
Кто хочет – пьет, кто хочет – ест,
И всем всегда хватает мест,
Где вечно писк и гомон детский,
Где скучных церемоний светских,
По счастью, и в помине нет,
И где Лаврентьев – просто Дед…
Вера Евгеньевна организовала в городке неофициальный детский сад.
«Городское начальство считало наше поселение незаконным и вредным, – писал в своих замечательных «Опытах жизни» Михаил Алексеевич Лаврентьев. – Мне сказали: “Мы пришлем трактор, чтобы снести твою рухлядь (барак)”. Я ответил, что ничего из этого не выйдет; такими угрозами у нас в Золотой долине мамы пугают малых деток: “Не будешь есть кашу, придет злой дядя и сломает наш дом”. После этого разговора к нам прислали инспектора по детским садам. После осмотра “объекта” инспектор сказал Вере Евгеньевне: “По правилам ваш детский сад надо закрыть, но многие детсады в городе могут позавидовать вашему…”»
И далее: «Жена регулярно занималась с молодежью у нас дома английским языком. Каждому полагалось перед приходом побриться и надеть чистую рубашку. Вера Евгеньевна снабжала учеников новыми книгами. Как раз в это время я получил из Америки в подарок книгу “Море вокруг нас”. Она нам была особенно интересна, так как мы занимались рядом морских проблем (цунами и другими), поэтому было задумано коллективно перевести ее на русский язык…»
Вера Евгеньевна свободно владела английским, французским, немецким языками. Немало сделала она для того, чтобы в городке возникла школа с английским уклоном. Приходя в школу, разговаривала с учителями и детьми только по-английски. Убеждала (и успешно) Михаила Алексеевича: надо чаще создавать возможности для молодых ученых бывать за рубежом, знакомиться с культурой этих стран, а не только с наукой. Кстати и за генетиков она заступалась, не понаслышке зная о их проблемах. Вдова академика Д.К. Беляева позже вспоминала: «Именно Вера Евгеньевна помогла Михаилу Алексеевичу оценить значение генетики». Что в общем и не удивительно, – ведь мать ее была крупным биологом и одно время работала в лаборатории Т.Х. Моргана.
«Место “первой леди”, – писала Замира Ибрагимова, многие годы дружившая с Верой Евгеньевной, – досталось ей не по прихоти слепого случая, это было именно её место – по праву умной, доброй, незаурядной личности… Она не выносила безделья. Она прекрасно готовила, изобретательно вязала. С утра – свежие газеты, по вечерам – французские романы и английские детективы… Была щедра, посмеивалась над собой: “Подарила друзьям вязальную машину, думала – вот-вот помру. А сама живу. Сейчас машина бы пригодилась…”»
«Она не прощала людям лжи, клеветы, подхалимства, несправедливости к униженным, – писал о Вере Евгеньевне академик О.А. Богомолец. – Но не выступала и “борцом за правду”, не вступала в споры с недостойными ее уровня оппонентами. В какой-то степени она была ангелом-хранителем Михаила Алексеевича, выручавшим его из некоторых бытовых неприятностей, в которые он мог попасть, как говорится, по простоте душевной. У Михаила Алексеевича был обширный круг знакомых – ученые, поклонники его таланта. Но были и примазавшиеся карьеристы и жулики, спекулировавшие на своем с ним знакомстве. От них она его и уберегала…»
В 1975 году Лаврентьевы уехали в Москву. Но после смерти Михаила Алексеевича Вера Евгеньевна вернулась в Академгородок.
Грустно, но даже самая счастливая жизнь не вечна.
«Скудная вдовья пенсия. Персональную получала недолго, – пала жертвой “борьбы с привилегиями”, – писала о Вере Евгеньевне Замира Ибрагимова. – Богатства никакого – не то поколение. То крыша в домике потечет, то мыши не дают заснуть, даже со снотворным. То крылечко так снегом заметет, что не выйти. Одна. В избушке на краю оврага. И только на ночь запиралась на символический замок. Могла бы жить у сына, академика Михаила Михаиловича Лаврентьева. С внуками и правнучкой. В большой теплой семье. Не захотела. Точно обет дала хранить тепло их с Дедом очага, сколько сможет». И хранила – с поразительным мужеством и достоинством.
Автор — Геннадий Прашкевич (ноябрь, 2012).
На фото из архива Лаврентьевых — Михаил Алексеевич и Вера Евгеньевна с детьми Мишей и Верой.